— Слушай, а чего тебе людей есть понадобилось? Они знаешь, какие вредные? Вот моя мама, после очередной моей проделки говорила, что любой, кто меня съест, просто отравится!
— И ты, зная это, пришла сюда?
— Моей смерти хочешь!?
— Чтобы я отравился!?
— Во-первых, у меня просто выбора не было. Меня сюда насильно привели. А во-вторых, ты же меня пока не съел! Хочешь, расскажу, что я в детстве вытворяла? Сам убедишься, что меня кушать очень вредно!
— И что же ужасного ты натворила?
— Парня у другой девки отбила?
— Или мужа из семьи увела?
И почему все мужчины, даже Змеи Горынычи, считают, что больше женщины ни на что не годятся!?
Проще было перечислить, чего я НЕ вытворяла. На шесть змеевых ушей — по два на глупую зеленую голову — легло шесть тонн отличной лапши из раздела: «Шуточки на Ивана Купалу» и повисли намертво. Я мазала дегтем свиней, мазала смолой стулья и пол перед кроватью, расписывала ворота коровьим навозом в стиле «модерн», намертво заклинивала двери, наливала клей в валенки и лапти, ловила крыс, чтобы вытряхнуть их в трубу или запихнуть кому-нибудь за шиворот, подмешивала слабительное или рвотное в пищу, подменяла поленья из поленницы на поленья с начинкой, при сгорании которой выделялся едкий и вонючий дым, изображала привидение…
Короче, будь все рассказанное мной хоть на десятую часть правдой, меня бы скормили змею еще в первый его прилет, да еще и доплатили бы, чтобы съел. Но он пока не собирался этого делать. Змей с удобством устроился на песке, раскинув в стороны крылья и лапы, я привалилась к его боку и выдумывала историю за историей. Прожив в Новограде два дня, я неплохо узнала здешнюю жизнь и врала не краснея.
— Так что еще неизвестно, кто из нас навредил больше — ты или я, — подытожила я рассказы. — Местный правитель меня вообще хотел подарить перстоносцам в качестве политической мести, но потом пожалел, как-никак люди, зачем с ними так жестоко…
— А со мной, значит, можно?
— Я не человек, меня не жалко?
— Так меня теперь травить надо!?
— Сам виноват, — парировала я. — Ну, вот чего ты людей жрешь? Честно говорю — овцы вкуснее! Ты шашлык когда-нибудь пробовал?
— Воровать — несолидно, — пришла к выводу средняя голова. Две остальные черепушки согласно закивали.
— Так договорись о патронаже!
— О чем? — удивился змей.
— Эх ты, — посочувствовала я ящеру. — Столько лет прожил, а своей выгоды не понимаешь! Да будь я змеем, я бы их только так стригла! Смотри, ты прилетаешь и договариваешься, что тебе… на сколько тебе хватает одного человека?
— На три дня.
— Ну вот, отлично. Я так понимаю, что у тебя и еще кормушки есть?
— Есть.
— Как же без них.
— А что?
— Да ничего! Прилетаешь в тот же Новоград и говоришь — вы мне овец, например, раз в десять дней, а я за это помогаю вам отбиться от врагов! Ты же огнем плюешься?
— Еще как!
— Хочешь, покажу?
— Я могу доплюнуть почти до середины реки!
— Ну и представь себе! Ты как вылетишь над полем, как фуганешь огнем, — да от тебя все враги ломанутся, теряя по дороге части туалета! Кстати, пленных тебе же потом скормят!
— Тоже верно.
— Знаешь, с огнем внутри жить сложно.
— Очень опасно и неприятно.
— Почему? — удивилась я.
— У меня во втором желудке образуется горючий газ.
— А когда я его выкидываю наружу, он соединяется с воздухом и воспламеняется.
— Но если его не выкинуть вовремя…
— Взорвешься? — перебила я.
— Нет.
— Не взорвусь.
— Изжога начнется!
— Бедняга! А теперь подумай — тебя сейчас никто не любит, все на тебя охотятся, скармливают всякую пакость…
— Тебя, например…
— Я и говорю — всякую пакость! Да еще и разделывать меня самому придется, так?
— Ну, так!
— А за такую защиту тебе люди и освежуют барана и порубят, как надо и даже в пасть запихнут! Хотя тут я немного вру. Вот последнее — вряд ли. Извини, но зубки у тебя крутые!
— Я и есть самый крутой из всех змеев.
— Все окрестности — моя вотчина.
— На десять дней лета вокруг! Вот!
— И все равно, не надоело вот так? То люди на тебя охотятся, а то они бы о тебе заботились. Что у тебя в сочленении крыла?
Насчет крыла я хотела спросить уже минут двадцать. Наблюдательностью меня природа не обидела, и я заметила, что змей старается поменьше шевелить левым крылом.
— Меня по нему во время бури…
— Деревом огрело…
— Занозу посадил, болит ужасно…
— А вытащить не могу…
— Ни одна из трех пастей…
— Не достает до нужного места.
— Я же говорю — балбес, — мы уже общались совершенно на равных. — Подсади-ка меня, я сейчас ее вытащу. И ранку зашепчу.
— Ты это серьезно!?
— Я же собирался тебя съесть!?
— И съел бы, если бы ты так не пахла.
Слава производителям навоза!!!
— Но не съел же!? Ну, вот и подсаживай! Получишь еще заражение крови — потом не обрадуешься.
— Первый раз вижу такую…
— Нахальную девицу.
— Мало того, что есть ее нельзя, так она еще и лечить тебя рвется… — ворчали головы, ловко подсаживая меня на спину. Говорил все три головы по очереди, логически заканчивая фразы. То ли мысли друг дружки читают, то ли у них одни мозги на троих. Какой материал для науки! Если бы я могла взять этого змея в свой мир! Какой там, блин, профессор Челленджер!? Подумаешь, убогий птеродактиль! Куда ему до моего Змея!? Все биологи бы кипятком от восторга писали. Да и не только они! Историки, например, филологи, священники. Хотя, последние уже не от восторга, а от негодования. Это же не просто дракон, это целый пласт истории, доказывающий, что русские сказки — в большинстве своем не лапша на уши, как религиозные трактаты! Я скользнула по чешуе к крылу. Змею не повезло. У наружной стороны крыла, как раз там, где чешуя оказалась потоньше, торчал здоровый древесный сук, толщиной в мою руку. Он плотно ушел под кожу и вокруг него уже образовался здоровущий нарыв. М-да, хорошо, что я человек с опытом. Лечу всех соседских зверюг. Проще иногда сделать укол, чем объяснить, что я не ветеринар.